Эх

Ты снизошла ко мне, желанна, как Даная,
И сладострастно прошептала: «Отдана я
Тебе, мой яхонтовый, волей Адоная!» —
И колыхнулись вожделенные уста.

Но я молчал, и ты добавила, стеная:
«Мой предначальный, для тебя теперь стена я!»
И воспылал твой взгляд сиянием Синая —
Столь целомудренна была ты и чиста.

А я был грязен, вызывающе плакатен
И дерзко вымолвил: «Давай с тобой накатим!»
И вот, друг друга искупав в сухом мускате,
Мы причастились древней радости мирской.

Я осязал тебя трепещущей рукою
На жёсткой койке, не желая знать покоя,
Взахлёб хрипел, что мы — одно, и всё такое,
А ты и ведать не могла, что я такой.

Мы полубредили в бесстыжем полублуде,
Мы приближали завершение прелюдий,
Мы твёрдо верили: никто нас не осудит
И не отторгнет от волнительных утех...

Но вновь будильник юный сон мой растревожил.
Где было «мы» — теперь лишь «я». И я ничтожен.
С банальной пошлостью мой слог вкушает ложе,
И, дописав сей вирш, я изрекаю: «Эх...»